Библионочь — 2015: единство музыки и текста

Выступление Андрея Звягинцева. Фото: Иван Кобяков

На­ко­нец, от­ве­чая на во­прос од­но­го из зри­те­лей, Звя­гин­цев объ­яс­нил, по­че­му он не сто­рон­ник оп­ти­ми­стич­ных фи­на­лов: «Со­гла­си­тесь, что ко­гда вы смот­ри­те кар­ти­ну, вы ча­сто ло­ви­те се­бя на том, что зна­е­те, что про­изой­дет даль­ше. Опыт на­смот­рен­но­го при­уча­ет вас к то­му, что зре­ли­ще со­от­вет­ству­ет шаб­ло­ну, не­кой куль­тур­ной мат­ри­це, в ко­то­рой все дав­но ле­жит. Ты ждешь, что в фи­на­ле те­бя не­пре­мен­но на­гра­дят ощу­ще­ни­ем, что все сло­жи­лось и по­лу­чи­лось. Мы при­вык­ли ис­пы­ты­вать это чув­ство по­сле про­смот­ра, буд­то нам в оче­ред­ной раз рас­ска­за­ли ис­то­рию, в ко­то­рой не­пре­мен­но бу­дет по­ло­жи­тель­ный фи­нал. Я вос­при­ни­маю его как фаль­ши­вый. Ты вы­хо­дишь на ули­цу из ки­но­за­ла и по­ни­ма­ешь, что на­деж­да на луч­шее за­ви­сит толь­ко от те­бя са­мо­го. А на­деж­да как не­кая кар­тон­ная де­ко­ра­ция вво­дит те­бя в сом­нам­бу­ли­че­ское и об­ман­чи­вое со­сто­я­ние, что все бу­дет хо­ро­шо».

Вой­скун­ский: «Это бы­ла в пол­ном смыс­ле на­род­ная вой­на»

В ка­нун юби­лея По­бе­ды нель­зя бы­ло не при­гла­сить на встре­чу в РГБ фрон­то­ви­ка — вы­бор ор­га­ни­за­то­ров пал на Ев­ге­ния Вой­скун­ско­го, боль­ше из­вест­но­го чи­та­те­лям сво­и­ми про­из­ве­де­ни­я­ми в жан­ре на­уч­ной фан­та­сти­ки. Вой­скун­ский рас­ска­зал об эпи­зо­дах вой­ны, ко­то­рые лег­ли в ос­но­ву его кни­ги «Крон­штадт». В ро­ма­не вос­со­зда­ны важ­ней­шие эта­пы бит­вы на Бал­ти­ке, на­чи­ная с тра­ги­че­ско­го пе­ре­хо­да фло­та из Тал­ли­на в Крон­штадт в ав­гу­сте 1941 до сня­тия бло­ка­ды в ян­ва­ре 1944. «Мы ушли на Крон­штадт в ночь на 2 де­каб­ря с по­след­ним кон­во­ем на огром­ном тур­бо­элек­тро­хо­де «Иосиф Ста­лин». Фин­ский за­лив был силь­но ми­ни­ро­ван, и каж­дый та­кой пе­ре­ход со­про­вож­дал­ся боль­ши­ми по­те­ря­ми. Транс­порт был на­бит людь­ми страш­но. Во вто­ром ча­су но­чи по­гас свет, и раз­дал­ся ужа­са­ю­щий взрыв. Мы бы­ли вме­сте с Ми­ха­и­лом Ду­ди­ным, ко­то­рый по­том стал зна­ме­ни­тым по­этом. Кру­гом па­ни­ка, кри­ки, что то­нем... На­стро­е­ние, ко­неч­но, жут­кое. Не то что­бы страх, а тос­ка ка­кая-то... Нам су­ну­ли но­сил­ки, и мы с Ду­ди­ным но­си­ли из трю­ма ра­не­ных в ка­ют-ком­па­нию. В ка­кой-то мо­мент Ду­дин за­та­щил ме­ня в на­шу ка­ю­ту, где бы­ли со­став­ле­ны вин­тов­ки, и ска­зал: «Не хо­чу рыб кор­мить. Да­вай...» Я вы­рвал у не­го вин­тов­ку... К ве­че­ру мы при­шли на во­ен­но-мор­скую ба­зу на ост­ро­ве Го­гланд. А транс­порт не за­то­нул. На нем оста­лось боль­ше, чем спас­лось — око­ло трех ты­сяч лю­дей. Те­че­ни­ем его при­би­ло к юж­но­му бе­ре­гу, за­ня­то­му нем­ца­ми, все по­па­ли в плен, и судь­ба их бы­ла страш­ной. Вы­жи­ли не­мно­гие...»

Евгений Войскунский. Фото: Иван Кобяков

Пи­са­тель Лео­нид Юзе­фо­вич то­же рас­ска­зы­вал о вой­не — но не о Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной, а Граж­дан­ской. Од­на­жды он про­чи­тал в но­во­си­бир­ском ар­хи­ве днев­ни­ки ге­не­ра­ла Ана­то­лия Пе­пе­ля­е­ва — бе­ло­гвар­дей­ско­го офи­це­ра, ко­то­рый по­сле по­ра­же­ния Кол­ча­ка пред­при­нял еще од­ну по­пыт­ку сверг­нуть со­вет­скую власть, со­вер­шив так на­зы­ва­е­мый Якут­ский по­ход. Днев­ни­ки Пе­пе­ля­е­ва на­столь­ко по­ра­зи­ли пи­са­те­ля, что он на­пи­сал о тех со­бы­ти­ях кни­гу, ко­то­рая ско­ро вый­дет в свет. А по­ка чи­та­те­ли по­лу­чи­ли воз­мож­ность услы­шать о ней из уст са­мо­го ав­то­ра. «Мне го­во­ри­ли: Граж­дан­ская вой­на — это тра­ге­дия. А что та­кое тра­ге­дия? Это не борь­ба добра со злом, это не ис­то­рия, ко­то­рая пло­хо кон­ча­ет­ся — это борь­ба двух правд, ко­гда каж­дая из сто­рон вла­де­ет ча­стью прав­ды, но при­ни­ма­ет свою часть как всю прав­ду. И вот тра­ге­дия Граж­дан­ской вой­ны в том, что лю­ди сра­жа­лись, счи­тая, что у них вся прав­да», — рас­суж­да­ет Лео­нид Юзе­фо­вич. Еще од­ним ге­ро­ем кни­ги Юзе­фо­ви­ча стал Иван Строд — крас­ный ко­ман­дир, сра­жав­ший­ся с Пе­пе­ля­е­вым в якут­ской тай­ге. При­ме­ча­тель­но, что оба от­да­ва­ли долж­ное храб­ро­сти друг дру­га, а на су­де Строд да­же за­явил, что счи­та­ет Пе­пе­ля­е­ва «гу­ман­ным че­ло­ве­ком». Ис­то­рия их про­ти­во­сто­я­ния — это ис­то­рия бла­го­род­ства на фо­не ужа­са, по сло­вам Юзе­фо­ви­ча. Оба бы­ли су­ди­мы и рас­стре­ля­ны, обо­им по­свя­ще­на кни­га пи­са­те­ля. «В Москве есть кол­лек­ци­о­нер днев­ни­ков, в со­бра­нии ко­то­ро­го есть тет­рад­ка, пер­вая часть ко­то­рой — днев­ник бе­ло­го офи­це­ра, а вто­рая — крас­но­го ко­ман­ди­ра. Бе­лый офи­цер был убит, а крас­ный про­дол­жил ве­сти днев­ник, и да­же спо­рил с те­ми за­пи­ся­ми, ко­то­рые бы­ли в нем сде­ла­ны. На­шу ис­то­рию нель­зя разо­рвать по­по­лам, это од­на тет­радь». 

Леонид Юзефович. Фото: Иван Кобяков

О са­мом ак­ту­аль­ном впол­не пря­мо­ли­ней­но в этот ве­чер го­во­рил За­хар При­ле­пин, от­ве­чая на во­прос, по­че­му так мно­го вре­ме­ни по­свя­ща­ет пуб­ли­ци­сти­ке. «Од­на те­ле­ве­ду­щая не­дав­но ме­ня спро­си­ла, за­чем так жи­во и нерв­но ре­а­ги­ро­вать на ка­кие-то ве­щи, ко­то­рые про­ис­хо­дят с на­ми здесь и сей­час, не от­ме­ня­ет ли это пи­са­тель­ско­го слу­же­ния, по­то­му что ино­гда со­зда­ет­ся ощу­ще­ние, что ка­кие-то по­ли­ти­че­ские со­бы­тия, вся эта су­е­та, на­во­дят лож­ный шум во­круг ли­те­ра­тур­ной де­я­тель­но­сти, ко­то­рый ме­ша­ет осо­зна­нию ка­ких-то важ­ных ве­щей? Я так не счи­таю, хо­тя опре­де­лен­ные со­мне­ния рань­ше бы­ли: ка­за­лось, что на­ста­ла та­кая эпо­ха сплош­ной ерун­ди­сти­ки, что луч­ше бы по по­во­ду это­го вре­ме­ни смол­чать. Не­сколь­ко мо­их кни­жек бы­ли по­свя­ще­ны со­вре­мен­но­сти, но я со стра­стью вы­ма­ры­вал из них при­ме­ты вре­ме­ни. Я пы­тал­ся ас­со­ци­и­ро­вать все, что про­ис­хо­дит, с ли­те­ра­ту­рой 1920-х гг. И за­ме­тил, что ка­ких-то про­из­ве­де­ний, со­раз­мер­ных тек­стам Бу­ни­на или Куп­ри­на, о 1990-х не бы­ло на­пи­са­но. Ли­те­ра­ту­ра — это выс­шая сте­пень ле­ги­ти­ми­за­ции то­го, что с на­ми про­ис­хо­дит в ис­то­ри­че­ском кон­тек­сте. Как бы мы ни от­но­си­лись к боль­ше­ви­кам, но то, что по их по­во­ду есть «Гре­на­да», «Хо­ро­шо!», «Ан­на Сне­ги­на», «Две­на­дцать», яв­ля­ет­ся оправ­да­ни­ем их существования. Это впи­са­но в кон­текст ми­ро­вой ис­то­рии. А про ге­ро­ев 1990-х ни­че­го не на­пи­са­но, по­то­му что язык сам по се­бе от­тор­га­ет это». 

При­ле­пин объ­яс­нил, по­че­му не от­де­ля­ет пуб­ли­ци­сти­ку от по­э­зии. «Я вспом­нил, что Пуш­кин и Тют­чев в по­след­ние го­ды сво­ей жиз­ни пуб­ли­ко­ва­ли все мень­ше сти­хов, а по­ли­ти­че­ские ба­та­лии и скло­ки вол­но­ва­ли их все боль­ше и боль­ше, хо­тя, ка­за­лось бы, за­чем все это на­до им, за­брав­шим­ся на та­кую вы­со­ту? Ис­то­рия с Укра­и­ной, Дон­бас­сом окон­ча­тель­но рас­ста­ви­ла все точ­ки над i, по­то­му что ста­ло яс­но, что идут те про­цес­сы, ко­то­рые в оче­ред­ной раз яв­ля­ют­ся опре­де­ля­ю­щи­ми для на­шей ис­то­рии, ко­то­рые по­вли­я­ют на де­ся­ти­ле­тия и сто­ле­тия, и что точ­но на­чи­на­ет­ся вре­мя ли­те­ра­ту­ры. Об­ра­ща­ясь к ли­те­ра­ту­ре про­шло­го, ты ви­дишь, что все, что про­ис­хо­дят се­го­дня, уже бы­ло. Наш оче­ред­ной ви­ток про­ти­во­сто­я­ния меж­ду за­пад­ни­ка­ми и сла­вя­но­фи­ла­ми слу­чил­ся не вче­ра: из­вест­но, что по­сле сти­хо­тво­ре­ния «Кле­вет­ни­кам Рос­сии» с Пуш­ки­ным пе­ре­ста­ла здо­ро­вать­ся ари­сто­кра­тия, а по­сле Крым­ской вой­ны Тют­чев пи­сал, что он в ужа­се от ан­ти­рос­сий­ских на­стро­е­ний пе­тер­бург­ско­го выс­ше­го све­та. Так что есть ве­щи, ко­то­рые все­гда бы­ли ха­рак­тер­ны для рус­ской ли­те­ра­тур­ной и ис­то­ри­че­ской тра­ди­ции».

Захар Прилепин. Фото: Иван Кобяков Российская государственная библиотека благодарит за помощь в организации мероприятия журнал «The Prime Russian Magazine», а также книжный сервис ReadRate.com и ООО первый Чешско-российский банк.