Место проведения: Москва, ул. Воздвиженка, 3/5, стр. 1, Дома Пашкова, читальный зал отдела рукописей РГБ
Время проведения: 14—23 апреля 2014 года
Фотогалерея на Flickr
Русско-японская война 1904—1905 гг. Орудие на позиции перед боем. По фотографии В. Булла.
В Румянцевском зале всего неделю открыта интереснейшая выставка, посвященная 110-летней годовщине начала Русско-японской войны. На стендах в Доме Пашкова личные дневники и боевые журналы генералов Алексея Николаевича Куропаткина и Михаила Васильевича Алексеева, телеграмма Николая II, записные книжки Анатолия Михайловича Стесселя, фотографии и воспоминания рядовых участников войны.
Образованность и пунктуальность русских офицеров, подробно фиксировавших ход боевых действий и ведущих личные дневники, сослужила добрую службу и потомкам. Благодаря этим документам, мы можем составить полное представление как о характере боевых диспозиций, так и о мыслях и чувствах их участников.
Экспозиция начинается с документов из архива Генерального штаба генерала от инфантерии Михаила Васильевича Алексеева, для которого Русско-японская война 1904—1905 годов была не первой и не последней. Тем не менее в его архиве, в 1990-х годах подаренном отделу рукописей РГБ дочерью генерала Верой Михайловной Алексеевой-Борель, сохранились его военные письма, дневник воспоминаний об осаде Порт-Артура, фотографии и записки, доносящие до нас настроение и мысли крупнейшего военного авторитета страны того времени.
Генерал-библиотекарь
Алексей Николаевич Куропаткин. «Сибирь и Япония» [Из Записок А. Н. Куропаткина 1902—1906]
Рядом с документами Алексеева — неопубликованная часть записок главнокомандующего всеми сухопутными и морскими частями, действовавшими против Японии, Алексея Николаевича Куропаткина «Россия и Япония». Этот дневник он вел до начала войны, в 1903 году, во время своей поездки на крейсере «Аскольд» в Японию: «Одною из задач ставилось безотлагательное принятие мер, чтобы не допустить проникновения в Маньчжурию иностранного влияния в каком бы то ни было виде, для чего признавалось необходимым в минимальный срок и не останавливаясь перед нужными расходами поставить нашу боевую готовность на Дальнем Востоке в равновесие с нашими политико-экономическими интересами».
Из всех участников Русско-японской войны Куропаткин прожил самую долгую жизнь и даже стал библиотекарем. После революции в своем имении в селе Шемшурино Тверской области он открыл крестьянскую школу, где преподавал, а также заведовал волостной библиотекой.
Владимир Набоков упоминает о встрече с Алексеем Николаевичем в своем автобиографическом романе «Другие берега»: «Как-то... меня повели из детской вниз, в отцовский кабинет, показаться генералу Куропаткину, с которым отец был в коротких отношениях. Желая позабавить меня, коренастый гость высыпал рядом с собой на оттоманку десяток спичек и сложил их в горизонтальную черту, приговаривая: "Вот это — море — в тихую — погоду". Затем он быстро сдвинул углом каждую чету спичек, так чтобы горизонт превратился в ломаную линию, и сказал: "А вот это — море в бурю"».
«Результат: смертельные потери»
Михаил Сергеевич Галкин. Дневник, 27 октября 1904 — 27 февраля 1905. Л. 38 — Схема расположения русских
войск на участках Сахепу — Шанландзы. Шифры хранения: Ф. 802, к. 1, ед. 21.
Рядом с записками генералов — личные документы рядовых участников войны: дневники солдата Ивана Семеновича Столярова «Описание всей моей минувшей жизни», где записи сопровождались подробными чертежами, «Мои откровенные воспоминания (о войне с Японией)» подполковника Антона Опенховского.
Очень интересные документы хранятся в фонде Михаила Сергеевича Галкина, который начал участие в Русско-японской войне в чине капитана. На фотографии в Румянцевском зале он стоит в кругу сослуживцев перед началом операции. «Все здесь находящиеся здоровы и бодры», — гласит надпись Михаила Сергеевича.
Галкин дослужился до чина генерал-майора и после войны преподавал в Александровском военном училище. Он оставил интересные записки и дневники, в которых, в частности, подробно анализирует и сравнивает японскую и русскую тактики ведения войны. «Японцы: широкое пользование пулеметами. Русские: весьма малое пользование пулеметами, вещь новая и мало знакомая. Японцы: начиная бой, прибегают к продолжительной артиллерийской подготовке. Русские: начиная бой, далеко не пользуются всей силой артиллерии, пехота идет в атаку, когда неприятельская артиллерия далеко не ослабела, результат: смертельные потери».
Кроме своих записок и книги «Хейгоутай — Сандепу с 12 по 15 января 1905 года», Михаил Сергеевич перевел с немецкого книгу полковника Гедке «Очерки Русско-японской войны 1904—1905 гг.», автограф которой можно увидеть в Румянцевском зале.
Почерк войны
Анатолий Михайлович Стессель. Полевая книжка с распоряжениями и приказами командирам.
25 июля — 21 ноября 1904 года. Шифры хранения: Ф. 289, к. 1, ед. 9.
Отдельного упоминания заслуживает Анатолий Михайлович Стессель, генерал-адъютант, комендант Порт-Артура. Стессель после длительной осады, в условиях недостатка продовольствия и боеприпасов, больших людских потерь и при превосходящих силах противника, вопреки приказам командования об удержании крепости, сдал Порт-Артур японцам.
После войны Стессель был отдан под военный трибунал, во время которого в его защиту выступали даже японские генералы, свидетельствовавшие о храбрости русских войск (доказательства чему также есть в архивах отдела рукописей РГБ). 7 февраля 1908 года он был приговорен к расстрелу, замененному на десятилетнее заключение в крепости. Отбыв чуть больше года в тюрьме, он был освобожден по повелению Николая II.
В РГБ хранится большой архив генерала, и на выставке можно увидеть немало свидетельств популярности Стесселя, которой он пользовался до войны и во время нее: в его честь писали стихотворения, к нему лично благоволил император, регулярно посылавший поздравительные телеграммы. Одну из них можно прочитать: «Передайте вверенным вам славным войскам мою искреннюю благодарность, а также уверенность, что они постоят за честь дорогой Родины и за славу русского оружия по завету дедов и отцов. Бог вам всем, дорогим, в помощь. Николай II».
Неуспокоенные в поражении на Русско-японской войне, ее участники продолжали размышлять о его причинах до конца жизни. Цепь последующих грандиозных событий и несчастий, постигших Российскую империю, на время заслонила его масштабы для русского общества. Через сто с лишним лет, пережитая в мелком каллиграфическом почерке солдат и офицеров, давняя война словно оживает для всех, кто прикасается к этим рукописям.
|