Выставка «„Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед…“ Марина Цветаева (1892–1941). Жизнь и творчество»

Место проведения: Голубой выставочный зал
Время проведения: 6—29 декабря 2013 года
Фоторепортаж с открытия выставки
Виртуальный каталог выставки

Марина с отцом Иваном Владимировичем Цветаевым, 1906.

До конца декабря в Голубом зале РГБ открыта выставка «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед». В цитате каждый узнает хрестоматийные строки Марины Цветаевой, которой и посвящена экспозиция. Выставка замечательна рукописями самой Марины Ивановны и ее знаменитых современников, их прижизненными изданиями, машинописными документами и наборными экземплярами, экспонатами из фонда некнижных материалов Музея книги РГБ.

На открытии выставки собралось немало почитателей творчества знаменитой поэтессы: сотрудники Дома-музея Марины Цветаевой и Библиотеки иностранной литературы им. Рудомино, писатели и переводчики. «Эта выставка — несомненный праздник. Нам приятно, что представленные здесь сокровища хранятся в лучшей библиотеке, — приветствовала гостей научный сотрудник Дома-музея Марины Цветаевой Галина Данилина, — здесь, в этом уголке Москвы, в том самом „златоглавии“, куда Марина Цветаева водила того, кому хотела подарить нечто большее, чем любовь — „Москву и сердце свое в придачу“. Воистину, в Ленинке — сердце биографии Марины Цветаевой, Марины Московской. „Рукопись беззащитна, я вся — рукопись“, — сказала она о себе. Нам приятно, что эта беззащитность здесь бережно сохранена».

Действительно, выставка замечательна, прежде всего, своей рукописной частью: Серебряный век оживает для зрителя через почерки Цветаевой, Ахматовой, Пастернака, Волошина, Брюсова, Парнок, Эллиса, друзей и родственников Марины Ивановны. Среди вещей уникальных и загадочных — ее рисунки, принадлежность которых к имени поэтессы до сих пор под вопросом. Одновременно в экспозиции множество прижизненных изданий произведений Цветаевой и ее современников, хранящихся в отделе редких книг РГБ.

На первых стендах — уникальные материалы из фонда отца Марины Ивановны, Ивана Владимировича Цветаева. Это его личный дневник, пронизанный мыслями и заботами о создаваемом Музее изобразительных искусств. Мало кому известный документ — машинописный и рукописный очерк Валерии Ивановны, старшей сводной сестры Марины, об отце: «Жизнь для науки и славы Родины. Профессор Иван Владимирович Цветаев» (Москва, 1961). О матери, талантливой пианистке Марии Мейн, рассказывает книга Цветаевой «Мать и музыка» (Letchorth, 1977). «Главенствующее влияние — матери (музыка, природа, стихи, Германия…). Более скрытое, но не менее сильное влияние отца… Слитое влияние отца и матери — спартанство. Два лейтмотива в одном доме: Музыка и Музей» — так писала Марина Ивановна о своих родителях.

В РГБ нет специально выделенного фонда Марины Цветаевой, поэтому сотрудники отдела рукописей в течение двух лет работали над выявлением материалов к выставке: просмотрели огромное количество фондов, относящихся ко времени жизни поэтессы. Так получилась своеобразная рукописная картина эпохи, в которую довелось жить Марине Ивановне. Она охватывает несколько городов и стран: Москва, Коктебель, Берлин, Париж, Прага, Елабуга.

Кроме рукописей, выставка замечательна прижизненными изданиями произведений поэтессы, первые из которых — «Вечерний альбом» (Москва, 1910) из фонда научно-исследовательского отдела рукописей РГБ и «Волшебный фонарь» (Москва, 1912) из фонда Музея книги. Обе книги — сборники полудетских стихов, очень искренних, обрисовывавших семейный уклад родительского дома в Трехпрудном переулке в Москве, первую любовь к Сергею Эфрону. Стихи записывались вечерами в альбом в традициях всех русских барышень XIX века, отсюда название первого сборника. На выставке есть и листы из подобных альбомов — например, с автографом Цветаевой от 12 апреля 1907 года. Первым, кто прочитал «Вечерний альбом» и сразу же на него откликнулся, был Максимилиан Волошин. По его мнению, до Цветаевой никому не удалось написать о детстве из детства. «Эту книгу нужно читать подряд, как дневник… Автор владеет не только стихом, но и четкой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг», — написал Волошин в «Утре России» 11 декабря 1910 года. Для гимназистки Марины Цветаевой, тайком выпустившей свой первый сборник, такой отзыв был великой радостью. В Волошине она нашла друга на всю жизнь. Дружба с поэтом отражена на выставке: здесь есть рисунки Волошина, автографы его стихотворений, фотографии.

Так же — в автографах, письмах и дарственных надписях — отражено сотрудничество с Валерием Брюсовым и Борисом Пастернаком, восхищение Анной Ахматовой, которой она посвятила свой сборник «Версты» (Москва, 1921, экземпляр Музея книги). Судьба Цветаевой была полной противоположностью ахматовской славе. В 1933 году в Париже, отвечая корреспонденту, сказавшему, что ее, Цветаеву, «не помнят», она написала: «Нет, голубчик, меня не „не помнят“, а просто — не знают. Физически не знают. Вкратце: с 1912 по 1921 год я, пиша непрерывно, не выпустила, по литературному равнодушию, вернее по отсутствию во мне литератора, — ни одной книги. Только несколько случайных стихов в петербургских „Северных записках“. Я жила, книги лежали. В 1922 году уезжаю за границу, куда мои стихи не доходят. Итак, здесь — без читателя, в России — без книг». После 1921 года Цветаева снова стала издаваться, представленные на выставке прижизненные издания отражают географию расселения русской эмиграции: «Разлука» (1922, Берлин), «Психея» (Берлин, 1923), «Молодец» (Прага, 1924), «После России» (Париж, 1928). Однако она до самой смерти продолжала страдать от разделенности с читателем, современниками, веком. Если посмертная слава может что-то компенсировать, то она сделала это сполна, принеся Цветаевой великое множество книг, малая капля которых размещена на стендах выставки. По призыву строчки, давшей название экспозиции, к книгам с именем Марины Цветаевой продолжают идти читатели.