Вишневый сад

Первая публикация — «Сборник товарищества „Знание“ за 1903 г. Кн. 2». СПб., 1904 [конец мая]; отдельное издание, с изменениями: СПб. : Изд. А. Ф. Маркса, 1904 [после 1 июня]; первая постановка — Московский Художественный театр. 1904. 17 января.

• Игнатов И.Н. «Вишневый сад». Пьеса в 4-х действиях, соч. А. П. Чехова / И. // Господа критики и господин Чехов: антология / сост. С. ле Флемминг. СПб. ; М., 2006. С. 271—272. 1-я публ.: Русские ведомости. 1904. 19 янв.
  Неопределенность, нерешительность характерны для всех обитателей вишневого сада, даже для молодых (Петя, Аня) и наиболее деловитых (Лопахин). Всё, что соприкасается с жизнью старого сада, «с обломками когда-то блестящего, но давно погибшего прошлого», несет характер ненужности. Это «немножко грустно».
• Белый А. «Вишневый сад» // Весы. 1904. № 2. С. 46—48.
  Чехов — художник-реалист, который «не может не быть символистом». Его герои очерчены внешними чертами, а мы постигаем их изнутри. В мелочах, которыми они живут, открывается какой-то тайный шифр, всюду открывается что-то грандиозное. «Разве это не называется смотреть сквозь пошлость? А смотреть сквозь что-либо — значит быть символистом».
• Кугель А. Р. Грусть «Вишневого сада» // Господа критики и господин Чехов: антология / сост. С. ле Флемминг. СПб. ; М., 2006. С. 299—301. 1-я публ.: Театр и искусство. 1904. 21, 28 марта.
  Менее всего Чехову удаются «люди бодрого, созидательного труда», таков и Лопахин — «совершенно безжизненная и непонятная фигура». Он бессилен и беспомощен, потому что в нем есть мечтательность и грусть чеховских героев. Петя Трофимов — абсолютно безнадежная фигура, воплощение гипертрофированной нервозности. Все обитатели вишневого сада «живут как в полусне, на границе реального и мистического», это «у бога приживалы», готовые исчезнуть и умереть.
• Беляев Ю. Д. Спектакль Московского Художественного театра. II. «Вишневый сад» // Господа критики и господин Чехов: антология / сост. С. ле Флемминг. СПб. ; М., 2006. С. 68. 1-я публ.: Новое время. 1904. 3 апр.
  Пьеса о полной ликвидации того жизненного строя, явлений и характеров, которые Чехов «только и любит изображать». Заметна «душевная усталость таланта», не сказавшего ничего нового и не указавшего истинного пути героям.
• Амфитеатров А. В. «Вишневый сад» : ст. первая / А. В. Амф-в // А. П. Чехов в русской театральной критике: коммент. антология / сост. А. П. Кузичева. М., 1999. С. 311—315. 1-я публ.: Русь. 1904. 3 апр.
  «Античная трагедия рока, вставленная в рамки современной комедии». Вишневый сад рушит не Лопахин, а время. Но работа рока на этом не заканчивается, потому что не кончается время. «Только пересыпались камешки в калейдоскопе. Сидели на сем счастливом месте энтузиасты красот вишневого сада, теперь пришел энтузиаст пользы дачных участков, а впереди уже стоит и сменщик ему — вечный студент Петя, энтузиаст ещё бродящей, невыношенной мысли, идеала грядущих поколений». Для Пети и Ани гибель вишневого сада — это «разделка с ненужным прошлым и вступление в новую жизнь… Как смело и решительно, с какою радостью отречения кидаются в её таинственную глубину!»
• Суворин А. С. Маленькие письма: [письмо] DIII // Господа критики и господин Чехов: антология / сост. С. ле Флемминг. СПб. ; М., 2006. С. 574—575. 1-я публ.: Новое время. 1904. 29 апр.
  Это не «пьеса», а яркая картина русской жизни, более того, это трагедия русской жизни, а не комедия и не забава, потому что «умирать мы умеем, а бороться ещё не выучились». Суворин считает, что она «лучше, глубже, шире, чем „Чайка“», и называет её «политической, потому что она, хотя и в мягких тонах, скорее грустной иронии, чем сатиры, рисует широкие слои нашей интеллигенции и как бы призывает к работе, к труду». Литературные достоинства пьесы выше театрального исполнения.
• Миклашевский М. П. О современном художестве (по поводу сборников «Знания») / М. Неведомский // Мир Божий. 1904. № 8. С. 18–22 (2-я паг.).
  Пьеса символическая в смысле художественных приёмов и в смысле отражения переходного состояния, переживаемого обществом. Персонажи пьесы — «живые люди, окрашенные всеми цветами живой действительности, и в то же время схемы этой действительности, как бы готовые итоги её». Именно благодаря такой двойственности, считает критик, «Чехову удалось подвести психике изображаемой им среды такой решительный итог… полная внутренняя несостоятельность представителей разлагающегося дворянского гнезда».
• Овсянико-Куликовский Д. Н. От «Мертвых душ» до «Вишневого сада» // Литературно-критические статьи: в 2 т. / Д. Н. Овсянико-Куликовский. М., 1992. Т. 1. С. 499—519. 1-я публ.: Южные записки. 1904. 5 сент.
  «Поэтические похороны старой, барской России» начались «Мёртвыми душами» и подытоживаются «Вишневым садом». Критик предлагает присмотреться ближе к персонажам и увидеть, что Чехов «и на этот раз сказал нечто новое и оригинальное». Раневская, Гаев, Фирс — «художественные итоги», и к ним можно отнести слова Лопахина: «люди, существующие неизвестно для чего». А вот Лопахин — новое наблюдение в искусстве и новое явление в жизни. Он не «ловкий делец», а «деятель, расчищающий почву для новой жизни»; представитель «буржуазной эстетики» и вместе с тем — наследник и продолжатель высшей дворянской культуры.
• Горький М. А. П. Чехов. Отрывки из воспоминаний // Полн. собр. соч. : худож. произведения в 25 т. М., 1970. Т. 6. С. 55—56. 1-я публ.: Нижегородский сборник. СПб., 1905.
  Хозяева вишневого сада «опоздали вовремя умереть», это «паразиты, лишенные силы вновь присосаться к жизни». Тем, кто мечтает о будущей счастливой жизни («дрянненький студент Трофимов»), не приходит в голову простой вопрос: кто же сделает её хорошей, если мы будем только мечтать?
• Балухатый С. Д. «Вишневый сад» (1903 г.) // Чехов драматург / С. Балухатый. М., 1936. С. 230—233.
  В пьесе заметны демократические симпатии, идеализации дворянства нет, но система художественных образов говорит о том, что Чехов «не освободился от эстетического очарования культурой вымирающего сословия». В образе Лопахина «Чехов не показал подлинного, хищнического лица капитализма», а в лице представителя разночинной молодёжи (Трофимов) — не показал подлинной революционной силы, не создал убеждающего образа». Пьеса не написана заново, многие «участки» оказались «механически перенесенными» из других рассказов и пьес.
• Скафтымов А. П. О единстве формы и содержания в «Вишневом саде» А. П. Чехова // Нравственные искания русских писателей / А. П. Скафтымов. М., 1972. С. 330—378. 1-я публ.: Учен. зап. Саратов. пед. ин-та. Саратов, 1946. Вып. 8.
  Подводя итоги изучения пьесы к середине 1940-х годов, литературовед считает, что с ними «мириться нельзя», поскольку критики не показали должного понимания пьесы в «синтетическом смысле». В статье подробно анализируются особенности драматического конфликта, который развертывается между основными действующими лицами. Суть его в том, что судьба усадьбы вызывает у всех разные переживания, но внутренний мир каждой из сторон остаётся совершенно непонятным, «чуждым и странным» для других. «Наполнение ролей» происходит в двояком освещении — «изнутри и извне». Источники конфликта находятся «вне воли людей», поэтому понятно отсутствие антагонизма между ними и одновременно отчуждённость каждого от других. В статье убедительно показана «внутренняя закономерность» сочетания противоречивых эмоциональных оттенков в изображении каждого из персонажей. Все образы «эмоционально двоятся», и в этом проявляется глубокое понимание Чеховым объективной роли «действующих сил» — уходящего дворянства, поднимающейся буржуазии и мелкобуржуазной интеллигенции. Главная новизна чеховской драматургии в том, что основу драматургического конфликта составляют не события и обстоятельства, а обычное, повседневное бытовое состояние человека, которое «внутренне конфликтно» само по себе. Пьеса — «произведение величайшей художественной силы».
• Ермилов В. В. «Вишневый сад» // Драматургия Чехова / В. Ермилов. М., 1954. С. 306—308, 318—323, 331—335.
  Тема родины — внутренняя поэтическая тема «этой глубоко патриотической пьесы». Гаевы и Раневские, а вместе с ними и Лопахины «недостойны ни красоты будущего, ни даже красоты умирающего прошлого, они «чужды нежной прелести вишневого сада, поэзии жизни». В пьесе представлена сатира на уходящее дворянство, а сама она — «пародия на трагедию». Любовь Раневской к родине «ничего не стоит», Гаев «пуст и призрачен», они «настолько нереальны, что жизнь даже не наказывает их, как бы понимая их неспособность к страданию. Но эта презрительная снисходительность жизни — и автора! — обиднее, чем самая суровая кара». В стуке топора по дереву критику слышится «и печаль, и бодрость», потому что красота всех садов прошлого «возрастала на рабстве», а теперь идет в мир «истинная красота — красота для всех», и ей соответствует только образ Ани — «образ будущего».
• Берковский Н. Я. Чехов: от рассказов и повестей к драматургии // Литература и театр: ст. разных лет / Н. Я. Берковский. М., 1969. С. 146–147.
  «Это пьеса не о кончине дворянства и пришествии буржуазии, а «поминки» по кончившемуся веку, символ конца старой России, «корону свою роняющей». По Чехову, пишет автор, «полезность и проза — не враги красоты, но её могучая поддержка», а красота без прозы — «неживая, декоративная красота». Вишневый сад — «красота-призрак». Основная мысль статьи, не подтверждаемая анализом пьесы, в том, что «победитель» дворянства (Лопахин) «уже побеждён», и всей старой России суждено «уйти».
• Бердников Г. П. Накануне первой русской революции. «Вишневый сад» // Чехов-драматург / Г. Бердников. 2-е изд., доработ. М., 1972. С. 232—252.
  Особенности характеров действующих лиц неотделимы от специфических особенностей важных этапов общественно-исторического развития России. В характере Раневской «предельная легковесность всех мыслей и чувств», Гаев «дополняет» её своими монологами, «пустопорожность и вздорность которых совершенно очевидна», образ Яши подчёркивает «эгоистичность и паразитичность» его хозяев, образ Симеонова-Пищика — «органическую неспособность дворянства к практической деятельности». Всё дворянство показано с иронией. Двойственность образа Лопахина как носителя неполноценного прогресса («прогресс, который не украшает землю и жизнь человека, а обедняет и уродует их, не является полноценным и правым») заключается в том, что он «чувствует неправоту собственной практики», его деятельность «несправедлива». Образ Трофимова подсказан Чехову «современным студенческим движением», а вся пьеса — «глубокий, талантливый и мудрый отклик Чехова-художника на нарастающие революционные события».
• Рудницкий К. Л. Перечитывая Чехова // Театральные сюжеты / К. Л. Рудницкий. М., 1990. С. 61—62.
  Судьба имения поставлена в прямую зависимость от соображений «чисто эстетических». Лопахин и Раневская говорят о нём на разных языках, и переводчика нет. Лопахин рассуждает с позиции здравого смысла, Раневская думает о красоте и пошлости. За видимой беспомощностью дворян «таится определенная духовная сила. … Их неразумное поведение красиво. Их мироощущение настроено по камертону красоты». Пошлость («дачи и дачники») очевидно восторжествует, но «вконец разоренные люди… ни в чем не раскаиваются», потому что они непричастны «к этому торжеству». Эстетический критерий для Чехова — «главный, определяющий истинную цену людей и поступков».