Скучная история

Первая публикация — журнал «Северный вестник». 1889. № 11.

• Буренин В. П. Критические очерки // Господа критики и господин Чехов: антология / сост. С. ле Флемминг. СПб. ; М., 2006. С. 98—100. 1-я публ.: Новое время. 1889. 10 нояб.
  В начале излагает позицию неких «скептиков», которые уверяют, что Чехов задумал написать нечто подобное «Смерти Ивана Ильича» Л. Толстого и потерпел неудачу. Критик утверждает, что скептики не правы, а сама вещь достойна похвал, а не осуждений. Вспоминая, что её автор — медик, Буренин делает предположение, что это — весьма искусное «патологическое исследование в беллетристической форме» симптомов умирания старческой души.
• Дистерло Р. А. Критические заметки / Р. Д. // Господа критики и господин Чехов: антология / сост. С. ле Флемминг. СПб. ; М., 2006. С. 224. 1-я публ.: Неделя. 1889. 12 нояб.
  Полагает, что это «вещь очень интересная и богатая содержанием», главное в которой — жизненность и простота. «Это ряд мыслей, ощущений и чувств старого человека, ряд мелких происшествий его жизни, записанных им самим».
• Введенский А. И. Журнальные отголоски / Аристархов // Господа критики и господин Чехов: антология / сост. С. ле Флемминг. СПб. ; М., 2006. С. 120—121. 1-я публ.: Русские ведомости. 1889. 4 дек.
  Один из тех «скептиков», позицию которых излагал В. Буренин. Критик видит в рассказе исключительно «неудачную подражательность» графу Толстому.
• Михайловский Н. К. Письма о разных разностях // Литература и жизнь / Н. К. Михайловский. СПб., 1892. С. 92—100. 1-я публ.: Русские ведомости. 1890. 18 апр.
  Первое произведение Чехова, которое Михайловский высоко оценил. Это «хорошо поставленная трагедия», и источник её — «отсутствие „общей идеи“». Критик последовательно отметает как несущественные такие детали, как «возраст и дружеские связи» («шестидесятничество» профессора), «медицинская специальность» Николая Степановича и его неумение «ответить на вопрос молодой жизни». Все это «совершенно случайные черты, затемняющие суть дела». А суть дела в том, что у героя нет того, «что называется общей идеей или богом живого человека». Вообще-то Чехов «не писатель, а какой-то почти механический аппарат», но этот рассказ хорош потому, что в него наконец-то «вложена авторская боль».
• Овсянико-Куликовский Д. Н. Наши писатели. I. Чехов // Вопросы психологии творчества / Д. Н. Овсянико-Куликовский. 2-е изд. М., 2008. С. 206—214. 1-я публ.: Журнал для всех. 1899. № 2.
  Литературовед приступает к анализу произведения с «широкого захода», классифицируя всех писателей-художников на тех, кто при создании художественного образа воспроизводит «разносторонний» или «односторонний» подбор черт изучаемого явления действительности. Чехов, по его мнению, относится ко второй группе. «Он выделяет из хаоса явлений… известный элемент и следит за его выражением, его развитием в разных натурах, как химик, выделяя какое-либо вещество, изучает его свойства в различной среде». Соответственно, в этом рассказе, как и в других, вошедших в сборник «Хмурые люди», писатель изучает душевный уклад, который можно назвать «хмуростью»: он изучает не людей, а «хмурость» в людях.
• Альбов В. П. Два момента в развитии творчества Антона Павловича Чехова: (крит. очерк) // Мир Божий. 1903. № 1. С. 96—101.
  Тоже обращает внимание на фразу об отсутствии общей идеи, тоже видит тенденцию писателя «варьировать на разные лады» одну тему («в этом смысле Иванов — не вполне законченный профессор, а профессор — тот же Иванов, до конца продуманный»). Эту тему критик формулирует так: «как быстро и как бесследно гибнут высокие, благородные порывы… среди окружающего мрака животных интересов, обыденной пошлости… как все прекрасное, человеческое, приобретенное долгими годами… быстро сползает с человека под влиянием таких ничтожных обстоятельств, как болезнь, страх смерти и т. п.».
• Дерман А. Б. Борьба с дисгармонией художественным творчеством // Творческий портрет Чехова / А. Б. Дерман. М., 1929. С. 181—187.
  Весьма убедительно показывает ошибку Михайловского и иже с ним, упрекавших Чехова в том, что «типичного шестидесятника» он совершенно неправомерно «обременил «мироощущением интеллигента 80-х годов». Напоминает, что для Чехова не существует мелочей и «неважных деталей», а потому, если бы он хотел изобразить опустошение души, вызванное эпохой безвременья и депрессией 80-х годов, он бы и взял соответствующего героя. Например, так он сделал в драме «Иванов». Критик утверждает, что отсутствие общей идеи вытекает из слабости души, из дисгармонической природы человека вообще, из холодности и равнодушия в душе, которые, в случае с профессором, в молодые годы были ему самому незаметны из-за увлеченности научным творчеством. Но близость смерти заставила его взглянуть внутрь себя — и ужаснуться.
• Ермилов В. В. «Скучная история» // Чехов, 1860—1904 / В. Ермилов. 2-е изд., перераб. М., 1949. С. 219—221.
  «Чехов глубоко и остро поставил коренные проблемы судьбы интеллигенции в буржуазном обществе. Это общество не может вдохновить интеллигенцию высокими общечеловеческими, общенародными целями, идеалами… В эпоху упадка, безыдейности и обывательщины среди большой части интеллигенции Чехов и его герои мучительно тоскуют по „общей идее“».
• Гурвич А. «Скучная история» (рассказ и рассказчик у Чехова) // Русская литература. 1970. № 3. С. 125–130.
  Критик подвергает сомнению справедливость распространенного мнения о том, что причиной духовного банкротства профессора является «отсутствие общей идеи». В частности, из текста совершенно неясно, какое конкретное содержание вкладывает профессор в это понятие. В ходе рассуждений показывается, как старый профессор, предельно строго анализируя свою нынешнюю жизнь, непроизвольно меняет местами причину и следствия, «ставит кризис в зависимость от того, что само возникло на почве кризиса». Причина же кризиса, по мнению критика, в том, что под старость впервые в духовную, творческую жизнь профессора вторглись «будничный режим и бытовой обиход».
• Катаев В. Б. «Скучная история». Проблема «общей идеи» // Проза Чехова: проблемы интерпретации / В. Б. Катаев. М., 1979. С. 97—112.
  Критику по контексту рассказа виден смысл понятия «общая идея», при этом он обращает внимание, что профессор неоднократно выступает против обобщений, генерализаций, то есть «общих идей», объединяющих разных людей. В определенном смысле, каждая такая «общая идея» — это иллюзия. По ходу повести он уже отказался от двух разновидностей «общих идей» — злого восприятия мира и равнодушия; некоторые другие, по мнению Катаева, ему просто чужды. Для человека типа Николая Степановича невозможно удовлетвориться ни одной иллюзией. Чехов, верный себе, не дает определенного решения, обращая внимания на индивидуализацию каждого отдельного случая.
• Линков В. Я. Что такое «Бог живого человека»? // Скептицизм и вера Чехова / В. Я. Линков. М., 1995. С. 43—63.
  «Выбором героя Чехов придал всеобщее значение проблеме потери смысла жизни современным человеком… он предвосхитил одно из самых значительных явлений мировой литературы». Большое значение для понимания смысла произведения имеют высказывания самого Чехова; главное в том, что писатель «не разделяет мыслей своего героя» и «не в них суть произведения». Автор анализирует смысл и значение понятия «событие» в жизни героя. «Бессобытийность» жизни профессора, которую он постепенно осознаёт, обусловлена равнодушием к людям. Осознание этого равнодушия, «чувство страха перед омертвелостью своей души есть предпосылка, возможность единения его с окружающими». Эту предпосылку (момент просветления) критик усматривает в заключительной фразе произведения. Ряд положений статьи полемичен по отношению к интерпретации В. Б. Катаева.