Что творилось в ночь на последний Новый год?
Чувства проходили по ведомству «мещанская любовь». В юмореске «Вечер негодных романсов» гитарист, аккомпанируя себе, с надрывом поет:
Скажи, красавица, розовый цвет, ты мине любишь али нет?
О, не будь так жестока,
Иначе я, ранен глубоко,
Положуся под первый трамвай.
Публика негодует:
Долой! Хватит!
Подохнуть от таких романсов можно.
Это же романсы из пивной эстрады.
Красноармейская эстрада с энтузиазмом клеймила все, что, по представлениям власти, мешало строить новый мир. Уже упоминавшийся стихотворец Апушкин призывал:
Всех попов сейчас на мушку
По-военному возьмем...
Эта истина ясна —
Крикнем голосисто,
Что религия нужна
Лишь капиталистам.
Сценке «Сеанс мадам Чубикаго» И. Верховцева, конечно, далеко до булгаковского «разоблачения магии», однако публику этот номер, по всей видимости, немало развлекал. Переодетый в женское платье красноармеец изображает ясновидящую, приехавшую из Лондона. Ее засыпает вопросами ироничный конферансье.
— Кто этот товарищ?
— Этот товарищ — большой любитель шахмат... заговорит — что ни шаг, то мат.
— А сколько здесь всего зрителей?
— Этого я сказать не могу, это военная тайна.
— А сколько здесь голов?
— 324.
— Мадам, мерси, вы пунктуально правы. А скажите, мадам Чубикаго, вы только дурак или форменный жулик?
— Этого я сказать не могу, потому военная тайна.
Развернутая картина изъянов социалистической действительности нарисована в монологе-фельетоне «Старое и новое» Арго (Абрама Гольденберга) — талантливого драматурга, поэта и переводчика, в совершенстве владевшего французским языком. Но теперь его аудитория — те, кто не имеет ни малейшего понятия ни о Викторе Гюго, ни о Франсуа Вийоне. И он, соответственно, не рафинированный интеллигент, а свой в доску, строгий, но справедливый: «Желаю, как честный военкор, с вами иметь большой разговор». Особенно сурово Арго осуждал пристрастие к зеленому змию: «Пьянство выпирает на каждом шагу. Что творилось в ночь на последний Новый год? Сделали такой подсчет. По данным милицейских журналов: в одной Москве 678 скандалов. 678! Это рекорд по части побитых морд».
|
|
Хочу я знать, какой разбойник из книги вытащил листы!..
В третьем номере «Красноармейской эстрады» (1929) помещена клоунада «Мертвецы», полностью посвященная книгам. Почему такое странное название? Во вступлении автор, скрывающийся под псевдонимом АИР, объясняет: «Эй, товарищи! Глаза раскройте. Уши повесьте на гвоздь внимания! Из этой вот груди, товарищ, просятся даже не крик, а надгробное рыдание. Померли книги! В них жизни-то нету...»
Хочу я знать, какой разбойник
Из книги вытащил листы?
Ах, что такое? Не книга, а... заткну я нос!
Грязна, как... городской обоз.
Тот, кто читал ее, не плакал, когда свечей на книгу капал,
Иль клал ее под утюжок,
Иль близко чистил сапоги.
И щетку бросил из-под ваксы.
Или кляксы сажал везде, где только мог.
А вот чист переплет, страницы есть!
Да... кругом исписано все дико.
Ой-ой-ой! Здесь сердце с воткнутой стрелой...
Да что ж такое это, братцы!
Когда ж научимся, когда мы с книгой дельно обращаться?
Эстрада двадцатых годов с ее комикованием, эксцентрикой, неофитским энтузиазмом и задором — отдельная глава в отечественном сценическом искусстве. Самодеятельность красноармейцев, порой наивная до примитивности, тоже внесла свой вклад в летопись жанра. В ней было такое ценное качество, как цельность. И потому знакомство с красноармейской эстрадой не помешает даже серьезным историкам, желающим лучше понять характер той, во многом непостижимой, эпохи.
|